Новости политика Россия - iCity.life Калининград

Прошло два года с тех пор, как на Украине появились первые вынужденные переселенцы. В марте 2014 года, когда Россия аннексировала Крым, с полуострова на материк начали перебираться те, кто опасался репрессий со стороны новых властей или не хотел оставаться среди сограждан, поддержавших «русскую весну».

Намного более мощный поток переселенцев возник к лету, когда в Донецкой и Луганской области начались боевые действия. Если из Крыма выехали тысячи, то теперь в помощи нуждались уже сотни тысяч людей. По данным правительства на весну 2016 года, на Украине зарегистрировано почти 1,8 млн. переселенцев, включая около 20 тысяч выходцев из Крыма.

Реакция государственных институций сильно запоздала и была непропорциональна масштабу кризиса. Если бы не помощь, которую оказывали некоммерческие организации и волонтеры, внутренне перемещенные лица (ВПЛ) остались бы один на один со своими проблемами.

Бюрократия преуспела только в том, чтобы ограничить переселенцев в элементарных правах: избирательных и социальных. Этому подыгрывали и политики, которые перекладывали ответственность за конфликт на Донбассе на жителей и выходцев из этого региона. Медиа, особенно в начале конфликта, часто изображали вынужденных переселенцев в негативном свете, а сейчас практически игнорируют тему ВПЛ.

В результате переселенцы превратились в бесправную касту, представители которой сталкиваются с предвзятым отношением и дискриминацией.

Вместо государства

В самом начале боевых действий хлынувших с Востока переселенцев размещали, где придется: в бывших детских лагерях, санаториях, общежитиях. Продуктами, медикаментами и предметами первой необходимости их часто обеспечивали волонтеры и НКО, опиравшиеся на частные пожертвования и ресурсы международных фондов.

В двух шагах от Андреевского спуска находится Центр помощи переселенцам на Фроловской — один из самых известных в Киеве. На территории бывшей ткацкой фабрики расположились импровизированные офисы из вагончиков, письменные столы под тентами, склад для гуманитарной помощи, детская площадка, компьютерный класс, — всем этим хозяйством управляют волонтеры, многие из которых сами являются переселенцами.

Центр открылся в августе 2014 года, и с тех пор помог более 25 тыс. человек. «В самом начале выстраивались гигантские очереди, и мы очень переживали, что не сможем помочь всем, кто в этом нуждался. Мы обеспечивали переселенцев продуктами питания и вещами первой необходимости, организовывали горячие обеды, помогали с поисками жилья и работы», — говорит волонтер Алена Лебедь.

По ее словам, все это время центр существует на пожертвования, а государство помогло только с вагончиками. Волонтер считает, что государственные институции практически никак не отреагировали на этот кризис, а принятые законы, которые должны были урегулировать статус переселенцев и вопрос оказания им господдержки — фактически не работают.

«Переселенцам и сейчас нужно жилье, некоторые до сих пор живут во временных лагерях, санаториях, в неприспособленных для нормальной жизни условиях», — рассказывает Лебедь.

По состоянию на середину 2015 года только 5% от общего числа ВПЛ жили в так называемых «Местах компактного поселения». Большинству же переселенцев пришлось искать жилье самостоятельно: жить у родственников и знакомых, арендовать жилье и т. п.. Правительство выдавало переселенцам пособие 440 грн — предполагалось, что этого хватит на аренду жилья, но этого, как правило, было недостаточно. Тем более, что такая выплата для лиц трудоспособного возраста предусматривалась на срок не более шести месяцев. Пенсионеры имели право продлить выплату еще на полгода.

«Поселили как туристов»

Путь от станции метро до одного из общежитий, где в Киеве живут переселенцы, занимает 20 минут: шумная дорожная развязка, потом школа, затем раскисшая после весеннего дождя грунтовая дорога, ведущая вдоль заброшенной стройки. Девятиэтажное здание на улице Кустанайской выглядит вполне пристойно — стены облицованы плиткой, балконы выкрашены светлой краской. Входная дверь заперта, и чтобы войти внутрь приходится звонить в дверной звонок и объясняться с вахтером.

На протяжении последних полутора лет здесь живут три десятка семей, бежавших из аннексированного Крыма и охваченного войной Донбасса. До недавнего времени жили относительно спокойно, пока в декабре 2015 года в холле здания не появилось объявление: людям предлагалось выселиться в течение месяца — как раз к Новому году. Подписи под объявлением не было, только безличное — «администрация».

«Формальным поводом для выселения послужило то, что некоторые семьи не платили арендную плату, — рассказывает живущий в общежитии 24-летний Ярослав. — Но, во-первых, таких семей были единицы, и они действительно столкнулись с непростыми обстоятельствами: например, не платила мать, у которой ребенок только после операции».

Комнату в 20 квадратных метров парень делит с матерью и взрослым братом, в общежитии они живут с осени 2014 года. «Когда все началось, я учился в Харькове в юридической академии. Вернулся в Донецк, к родным — там уже стреляли. Через две недели переехали в Киев. Думали, что это все ненадолго: сначала поселились у родственников, они потерпели три месяца, но затем попросили съехать. Так мы оказались здесь», — оглядывая тесную комнату, рассказывает Ярослав.

Во время беседы я упоминаю, что, согласно закону, принятому в 2014 году, власти должны обеспечить ВПЛ бесплатным жильем сроком на полгода. Однако, эта норма практически никогда не работала — даже когда подходящее жилье все-таки находилось. То же самое произошло и здесь: общежитие принадлежит одному из структурных подразделений Министерства юстиции, но от этого переселенцам не легче. «Арендная плата лишь немногим ниже среднерыночной. Нас поселили как туристов, и даже взымают туристический сбор», — вмешивается в разговор мать Ярослава Татьяна.

Она рассказывает о том, что когда семьи переселенцев отказались посреди зимы выселяться на улицу, в январе во всем здании на 10 дней отключили электричество. Здание не отапливалось и до этого, поэтому жизнь без электричества стала настоящей катастрофой. «Всюду темно, холод, сырость. Мы спали, укрывшись четырьмя одеялами, при температуре около нуля, пар шел изо рта», — вспоминает Татьяна.

Чтобы не замерзнуть окончательно, жители обратились в Государственную службу по чрезвычайным ситуациям, и ведомство установило у входа в общежитие специальную палатку — пункт обогрева. «Те, кто не мог терпеть холод, выходили и грелись в этой палатке», — говорит мне Ярослав.

По его словам, попытки выселения из общежития продолжаются и сейчас. Чтобы сохранить за собой жилье, они коллективно отстаивают свои права в киевских судах. По их версии, у чиновников имеются на здание собственные планы — они хотят его приватизировать.

В черном списке

Социальная сфера в постсоветской Украине никогда не была приоритетом. На протяжении последних двух лет правительство теснее сотрудничает с МВФ, который требует оптимизировать социальные расходов. И у этой политики есть зримые результаты: за два года только коммунальные тарифы выросли в три раза.

Власти экономят на всем, в том числе на переселенцах. Отчасти именно таким прагматичным расчетом можно объяснить то, что государство внедрило в отношении ВПЛ жесткую форму контроля, фактически идентичную советской прописке. Переселенцы обязаны получать «справку переселенца» — и без этого документа нельзя оформить ни пенсию, ни пособие, нельзя заплатить налоги, вызвать врача или получить рецепт на лекарство.

Но даже обладатели «справки» и всех необходимых штампов в документах не могут чувствовать себя уверенно. В марте правительство резко изменило правила: Арсений Яценюк заявил, что «мошенники под видом переселенцев получают сотни миллионов гривень из госбюджета», и что социальные выплаты приостановлены для 150 тыс. человек. В реальности, по данным правозащитников, это число может быть в несколько раз больше.

Оказалось, что СБУ составила некие «черные списки» переселенцев, а Минсоцполитики приостановило выплаты — в том числе пенсионные. Принцип формирования этих списков власти так и не пояснили.

Политика «черных списков» больно ударила по людям с обеих сторон от линии разграничения. Семья Александра Слинько, проживающего в Харькове, с марта не получает ни пенсии по инвалидности, ни других социальных выплат. «В марте этого года я попал в больницу в тяжелом состоянии — тогда же прекратились выплаты. Я сделал много звонков, чтобы узнать, что СБУ внесло нас в черный список», — говорит переселенец.

Сотрудники управления труда и социальной защиты, по его словам, объяснили, что по адресу регистрации была проверка, и никого не оказалось дома. «А почему нам никто не сообщил? Может, жена гуляла с детьми, а вообще я был в больнице», — недоумевает в разговоре со мной Александр. Сейчас семья в отчаянном положении: «Хорошо, что волонтеры дали нам денег заплатить за коммунальные услуги, дали продуктов. Но апрель скоро закончится, и деньги тоже — как нам дальше жить?» — буквально кричит в трубку Александр.

Никто из чиновников даже не пообещал ему, что выплаты когда-нибудь будут восстановлены.

«Мошенники и боевики»

С волонтером Александрой Дворецкой встречаемся в ресурсном центре для переселенцев «Дом свободных людей» на киевском Подоле.

Дворецкая — переселенка из Крыма: весной 2014 года она покинула полуостров, поскольку ощущала реальную угрозу со стороны новых властей. Еще во время протестов на Майдане, кто-то несколько раз развешивал возле ее дома плакаты с ее фотографией, номером телефона и домашним адресом — анонимные авторы утверждали, что Александра — «предатель Крыма, поддерживавшая преступный Майдан». Перебравшись из Крыма на материк, Дворецкая координирует работу инициативы Восток-SOS, которая помогает переселенцам и людям, пострадавшим от войны.

Практику «черных списков» волонтер называет дискриминацией и беззаконием. «Социальные и пенсионные выплаты являются для многих людей единственным источником существования», — говорит волонтер. В первую очередь, это касается тех украинских граждан, которые остались проживать на неконтролируемых территориях. Эти люди не могут получить положенную по закону выплату или пенсию, пока не зарегистрируются в качестве переселенцев и не получат соответствующую справку.

«Фактически, их вынудили регистрироваться в качестве ВПЛ», — говорит волонтер. Так как банковская система в непризнанных республиках не работает, такие люди регулярно с риском для жизни пересекают линию разграничения, проходят блокпосты военных, снимают свои деньги в банкоматах и возвращаться обратно. Очень часто эту функцию выполняют посредники — за небольшой процент.

Собственно, во многом именно против таких граждан и направлена политика «черных списков». «В логике чиновников нельзя быть жителем временно неподконтрольной территории Украины — поскольку тогда, по словам министра, ты житель ЛНР/ДНР, мошенник и боевик», — поясняет Дворецкая.

Дискриминационные практики в отношении переселенцев, по ее словам, являются следствием процессов дегуманизации, присущих вооруженным конфликтам. «Фактически, переселенцы обладают меньшим набором прав, чем другие люди, и как бы в наказание за то, что они ‘позвали Путина’. Что для обычного пенсионера считается унизительным, то для пенсионера-переселенца не считается таковым — как будто он должен страдать, чтобы искупить вину», — говорит волонтер.

Ничейный электорат

Определенные надежды волонтеры и переселенцы возлагали на Государственное агентство по восстановлению Донбасса, учрежденное в начале 2015 года. Однако за время своего существования орган практически никак себя не проявил, и сейчас правительство премьера Гройсмана создает на его основе Министерство ВПЛ и оккупированных территорий. Учитывая предыдущий опыт, мало кто верит, что новый госорган что-то существенно изменит к лучшему.

Дворецкая с обидой и недоумение вспоминает февральские парламентские слушания, посвященные ВПЛ: «Мы, волонтерские и правозащитные организации, считали эти слушания своей победой. Но в итоге министры их дружно проигнорировали — они попросту не пришли». Стоит отметить, что это были первые в истории Украины слушания на тему внутреннего перемещения — они представляли около 350 НКО и инициатив, которые занимаются проблемами переселенцев и жителей неконтролируемых территорий.

За полгода до слушаний парламент лишил ВПЛ права голосовать на местных выборах, которые состоялись осенью 2015 года. По словам аналитика «Гражданской сети ОПОРА» Александра Клюжева, формально решение было законным, однако на практике оно противоречило международным стандартам политики в отношении вынужденных переселенцев. «Фактически, люди не имели и не имеют возможности влиять на принятие решений в тех местных громадах, где они постоянно пребывают», — говорит Клюжев.

По его мнению, лидеры фракций в парламенте не рассматривали ВПЛ в качестве своей электоральной базы. «Во-первых, политики не понимают, как работать с этой группой людей — поскольку они нигде компактно не проживают, а находятся в разных регионах, — рассказывает Клюжев. — Во-вторых, сработали политические предубеждения, так как население Луганской и Донецкой областей имели политическую позицию, отличную от той, что доминировала тогда в правящей коалиции».

Еще одна причина, которую называет аналитик, — перспектива Минских переговоров. По словам Клюжева, логика заключалась в том, что если переселенцам предоставить возможность полноценно интегрироваться в местных громадах, то они потеряют возможность влиять на политическое будущее тех территорий, из которых они переместились.

Оптика страха

Дискриминация исходит не только сверху, со стороны государственных институций. Стереотипы распространены и в обществе. Например, во многих регионах Украины переселенцам практически невозможно арендовать жилье, они сталкиваются с трудностями при устройстве на работу.

Об этом говорим с переселенкой Еленой Бломберус — матерью троих детей. До войны ее семья жила в Первомайске Луганской области, но в августе 2014 года, после недели непрекращающихся обстрелов, семья переехала в Харьков. Когда Елена вспоминает те дни, ее голос дрожит: «Уезжали, буквально, в чем были — из подвала вылезли, когда тишина наступила после обстрела. Мы думали, что едем на пару недель максимум, поэтому взяли с собой только маленькую сумку».

Но ни за неделю, ни за месяц война не закончилась. Самой большой проблемой на новом месте для семьи Елены стало жилье — отказы следовали один за другим: «Когда искала жилье в Харькове, купила газету объявлений. Спрашивают: вы из Луганска, а я отвечала, что да, из Луганска, думала, помогут, а они говорят — нет, извините. И так много-много раз».

Столкнуться с предвзятым отношением ВПЛ рискуют и при поиске работы. Хотя на официальном уровне в сфере труда не предусмотрено никаких ограничений для переселенцев, однако, как отмечает специализирующийся на трудовом праве юрист Виталий Дудин, на практике случаи дискриминации имеют место.

«Работодатели в Киеве негативно настроены к ‘донецким’ и не желают их брать на работу. Это связано и с негативными стереотипами, и с опасениями, например, что переселенец, нанятый на постоянную работу, может сменить место жительства», — говорит Дудин. Он считает, что ситуация на рынке труда складывается в пользу работодателя. «Это признают даже HR-эксперты: предложение рабочей силы, в том числе, недорогой, в крупных городах увеличилось. Очень часто переселенцы вынуждены работать без оформления, что выгодно нанимателю».

Новые другие

В прошлом журналист, а сейчас правозащитник, координатор проекта «Без границ» Центра «Социальное действие» Максим Буткевич вспоминает, что когда появились переселенцы «первой волны» — из Крыма, то их встречали очень тепло. «Звучали заявления политиков, включая мэра Львова Садового, и на низовом уровне: приезжайте, мы вам все обеспечим, Украина — единая страна. Война на Донбассе случилась позже, и прием уже был не таким радушным», — говорит Буткевич.

Во-первых, людей стало намного больше. Во-вторых, из Крыма ехали зачастую активисты, сторонники Майдана, и ехали из идейных соображений. «В то время как из Донбасса люди выезжали по самым разным причинам, и большинство просто бежало от ‘градов’, пуль и бомб. Они могли быть и противниками Майдана либо, намного чаще, исповедовали позицию — ‘чума на оба ваши дома’, оставьте нас в покое», — считает Буткевич.

Задолго до начала конфликта на Донбассе в украинском обществе возник негативный стереотип «донецких». Согласно этому представлению, «донецкий» — это человек низкой культуры, «бандит», уважающий грубую силу и голосующий за «Партию регионов» или коммунистов.

Причиной его возникновения стала политика — приход в украинскую политическую элиту выходцев из Донбасса. В 2002 году губернатор Донецкой области Виктор Янукович (имевший в молодости судимости по уголовным статьям) стал премьер-министром, тогда же многие высокие должности заняли его соратники. Во время Оранжевой революции 2004 года, когда Янукович был соперником «проевропейского» Виктора Ющенко на президентских выборах, по Киеву были массово расклеены стикеры с обидными надписями: «Не мочись в лифте, ты же не донецкий», «Донецкий, не ломай таксофон, по нему ты можешь позвонить братве».

Стереотип, таким образом, возник как элемент «черных» технологий предвыборной борьбы, связанных с расколом страны по электоральному признаку. Но выборы закончились, а образ «донецких» оказался очень жизнеспособным. «Этот стереотип не мог исчезнуть в одночасье — его перенесли на многих переселенцев. Плюс военная ситуация: чем дольше шла война, чем больше было жертв, и чем яснее становилось, что это надолго, тем громче звучали призывы ограничить права определенных категорий людей под общим лозунгом ‘у нас же война’,» — рассуждает Буткевич.

Он считает, что Украина в этом не уникальна, и любая страна, в которой происходит масштабный и долговременный конфликт, рискует сползти в генерализацию военной необходимости и нацбезопасности. «Сейчас голоса о том, что надо всех переселенцев Донбасса пропускать через фильтрационные лагеря и выявлять пособников ‘сепаратистов’ и так далее — они поутихли, но осадок остался,» — говорит мне Буткевич.

Черное зеркало

Медиа плохо справляются с освещением темы переселенцев: согласно мониторингу, проведенному осенью прошлого года, о переселенцах упоминают только в 1% новостных сюжетов центральных телеканалов.

СМИ часто эксплуатируют негативные стереотипы и замалчивают проблему, а если и поднимают связанные с ВПЛ темы, то сосредотачиваются на отдельных позитивных историях, не отражающих реального положения дел. В 2014, когда переселенцы были новым явлением, СМИ чаще уделяли им внимание, но и негативного освещения было много — зачастую в отношении переселенцев звучал язык вражды. Сейчас журналисты пытаются больше говорить о позитивных аспектах «новой жизни».

В том, как медийные организации представляют переселенцев, нет ничего принципиально нового. Как отмечает исследовательница медиа Анастасия Безверхая, эта ситуация вписывается в более широкую рамку, принятую при освещении других меньшинств, социальных проблем и обсуждения способов их решения. «Эта тематика не является потенциально скандальной, она не актуальна для политических сил, — говорит исследовательница — поэтому она не представляет интереса для систематического освещения, впрочем, как и другие социальные темы».

Традиционно СМИ показывают социально уязвимые группы, включая ВПЛ, в качестве «бремени» для большинства или «угрозы» для общественного порядка, считает Безверхая. Не удивительно, что общественной реакцией на такие образы становится оправдание силовых методов решения проблем, или неприятие идеи о том, что уязвимые группы нуждаются в дополнительной поддержке.

Это замкнутый круг, и единственная социальная группа, которая непосредственно заинтересована в выходе из тупика, — сами переселенцы. Но они рассеяны по территории страны, их права ущемляются, и они лишены политического представительства. И пока это так, линии разграничения, реальные и воображаемые, будут разделять украинское общество.